Окна открытого, подкармливая пламя
100 Высоких свеч, и улетали дымом
Вдоль потолка деревянного, теряясь
В резных провалах.
Цельный ствол в камине
Горел, пропитанный в морских скитаньях медью,
Оранжевым и зеленью, и в этом
Печальном свете плыл резной дельфин.
Над кружевом старинного экрана
Прекрасная, как вид на райский сад,
Лесная сцена: превращенье Филомелы,
110 Что варваром-царем была когда-то
Так дико изнасилована. Голос
Афинской девы, обращенной в соловья,
Один лишь грубому насилью неподвластный,
Всю наполнял пустыню; и поныне
Рыдает дева, и поныне соловей
Захлебываясь, щелкает и свищет
В нечистые бальзам вливая уши.
Предания глубокой старины
Со стен пытались говорить; и тени
120 Склоняясь, обветшалые, смотрели.
Шаги прошелестели по ступеням.
Ее власа под щеткою искрились,
В слова почти переливаясь, но
Все замерло, оборванное грубо.
"У меня что-то плохо с нервами. Совсем сдают к вечеру. Останься, а?
Поговори со мной. Почему ты никогда ничего не говоришь. Говори.
О чем ты думаешь? Что ты думаешь? Что?
Я никогда не знаю, что же ты думаешь. Думай! "
"Я думаю, мы на крысином Невском,
130 Где мертвецы порастеряли кости."
"О боже, что это за шум?"
Сквозняк под дверью.
"А это? Что они там вытворяют?"
Ничего, и снова ничего.
"Ты
никогда ничего не знаешь? Не видишь? Не
помнишь?
Я-то помню.
Ныне перлы, что было его глазами.
140 "Ты жив или нет? Есть ли хоть что-нибудь у тебя в голове?"
Но
"Моей любви лишиться навсегда-а-а..."
Так это элегантно
Так интеллигентно.
"Ну и что мне теперь делать? Что я буду делать?
Вот выскочу на улицу, в чем есть, и волосы распущены, вот так?
Что мы будем делать завтра? И вообще?"
Горячая ванна в десять.
А если будет дождь, то крытая машина к четырем.
150 И мы сыграем партию в шахматы,
Тря усталые глаза и ожидая стука в двери.
Когда Лилькин муж увольнялся из рядов,
Я ей так прямо и сказала -
ПОТОРОПИТЕСЬ ПОРА
Алик вот-вот вернется, приведи-ка себя в норму!
Он же захочет знать, куда ты спустила бабки, которые он тебе давал,
Между прочим, на зубы. Я же была при этом, уж мне ли не знать.
Выдери-ка все, Лилечка, и сделай-ка челюсть
Он говорил, на тебя просто нет сил смотреть.
160 И мне, кстати, тоже противно, и не мешало бы тебе подумать о
бедном Алике
Четыре года с автоматом, человек захочет пожить,
А не с тобой - найдутся другие.
- Другие? - говорит она. - Да, - говорю я, - другие.
Тогда я буду знать, кого благодарить, говорит она, и смотрит эдак
прямо на меня.
ПОТОРОПИТЕСЬ ПОРА
Не нравится, не слушай, можешь продолжать в том же духе,
сказала я.
Других и без нас хватает.
Только если твой Альберт сделает ноги, не говори, что тебя не
предупреждали.
170 Да стыдно же, говорю, выглядеть такой развалиной!
(А ей всего-то 31)
Ну, рожа у ней вытянулась, я, говорит, ничего не могу поделать.
Это все таблетки, ну, те самые, ты знаешь, чтобы не залететь.
( Она уже пять раз была в клинике, а на Жорке чуть не сдохла);
Мне, говорит, сказали в аптеке, что без побочных, но я с тех пор
уже никогда не чувствовала себя как раньше.
Да ты НАСТОЯЩАЯ дура, я говорю.
Если уж Алик не дает тебе покоя, тут никуда не денешься.
Но коли ты детей не хотела, зачем лезла замуж!
Короче, в воскресенье Алик наконец был дома,
180 Они запекли по этому случаю окорок,
И меня позвали, как говорится, с пылу с жару.
ПОТОРОПИТЕСЬ ПОРА
ПОТОРОПИТЕСЬ ПОРА
Спокнок Боб,
Спокнок Лиз,
Спокнок Шур,
Спокнок. Баиньки. Спокнок. Спокнок.
Спокойной ночи, милые дамы, спокойной ночи, спокойной ночи.
|
3. Огненная проповедь
Река последнего лишилась крова; листья
190 Цепляются за берег, тонут. Ветер
Свистит ни для кого, поскольку нимфы
Разъехались. Державная Нева,
Беги себе, пока я допою.
Теченье не несет пустых бутылок,
Окурков, целлофановых оберток
И прочего - вещдоков летней ночи. Нимфы
Разъехались, и нет дружков их щедрых,
Младого племени, наследников тузов -
Ни их самих, ни даже адресов.
200 У Женевского озера сидел я и плакал.
Державная Нева, беги себе спокойно,
Ведь я пою негромко и пристойно.
Но в вое ветра за моей спиной
Я слышу лязг и хохот костяной.
Влача с трудом живот свой склизкий,
Тащилась крыса возле отмели по тине,
А я удил себе в канале мутном
Декабрьским вечером за газовым заводом
Где спуск к воде, гадая праздно
210 О батюшке покойном, о царе,
И о судьбе, постигшей позже брата:
Тела нагие, брошеные в яму,
Сухие кости на каком-то чердаке,
Тревожат крысы их своей возней...
Вдруг - звук рогов я слышу за спиной -
Моторов шум, то мчится Вася Свинкин
В дом к Ивановой вешнею порой.
Тот дом из лучших - лунный блеск в биде
И ... ножки моют в содовой воде.
220 Et O ces voix d'enfants, chantant dans la coupole!
Щелк-щелк-щелк-щелк
Чики-чики
Так грубо изнасил'ной
Терей
Нереальный Невский
В коричневом тумане зимнего полдня.
Г-н Евгенидес, бизнесмен из Смирны,
Небритый, с карманами набитыми изюмом
(С.И.Ф. С.Пб.: документы по первому требованию)
230 Позвал меня на демотическом французском
С ним отобедать в ресторане на Пушкарской,
А после и на уикенд в “Метрополе”.
В лиловый час, когда
Усталые глаза впервые
За день взглянут не на конторский стол, а выше,
И сердца пламенный мотор дрожит подобно
Такси возле парадного подъезда,
Я, Тиресий, богиней ослепленный
И обреченный биться меж
240 половинок жизни,
Слепой старик со сморщенною женской грудью, вижу:
В лиловый час, вечерний час, к отчизне
Несущий моряка с волной прилива
(И дом его родной все ближе, ближе...)
Как секретарша дома торопливо
Спускает завтрак в мусоропровод,
Из холодильника жестянки достает
И создает уют, меняет платье, -
Закатный луч позолотил шмутье
250 За окнами, и нижнее белье
Не убрано еше с диван-кровати, -
Я видел все, и знал уже финал.
Я вместе с нею ее гостя ждал.
Вот он является, в карбункулах юнец,
Младший клерк какого-нибудь
“Общества с ограниченной отвественностью” или
“Товарищества на вере”
Плебей, на ком уверенность сидит
Словно шелковый цилиндр на псковском миллионере.
Он мыслит: пробил час; окончен ужин,
260 Она уже зевает и устала,
К чему слова, здесь лишний такт не нужен -
Да и вообще-то нужно очень мало -
Две пятерни оглаживают карту,
Хотя маршрут известен наперед,
Своим тщестлавие питается азартом
И равнодушие приходит в свой черед.
( А я, Тиресий, то же претерпел,
Все это чувствуя, всей кожей это видя,
Я - тот, кто у фиванских стен сидел
270 И с проклятыми говорил в Аиде.)
... Он ей дарит хозяйский поцелуй,
И уходит, нащупывая темные ступени.
Полоборота, быстрый взгляд в стекло -
Не более, едва ли об ушедшем
Хотя б полмысли - было и прошло,
И слава богу, что сие уже в прошедшем.
Зачем вы девушки... опять она одна,
Шагами меряет - от стенки до кровати,
Поставит музыку, покурит у окна,
280 Причешется движеньем автомата...
|
