Копоть

Они ходили по пустым доходным домам на улице Краевича, дышали копотью «Красной пирамиды», навеки засевшей в стены мёртвых квартир, смотрели с крыш на грязный Обводный канал и прощались со своим домом. Идею предложила Маша, она не могла забыть свою комнату на шестом этаже, под самой крышей. Когда-то шестеро собирались на детской площадке во дворе одного из домов, потом – в кафе на соседней улице. Теперь Маша собрала своих старых друзей в квартире 23 дома №5 по улице Краевича. Бывшая хозяйка комнаты сидела на подоконнике и что-то рисовала в блокноте. Вика поигрывала в руке дощечкой паркета. Где-то внизу ходили Антон и Костя – смотрели, что осталось от их квартиры. Никто из четырёх не хотел верить, что через неделю дом снесут вместе с их детством, радостями, печалями, первым синяком во дворе и первой потерей.

Девушка отложила дощечку и обернулась к Маше.

- Маш, знаешь, вчера на Леонова подожгли дом… Тот, в котором Настя жила. Мы ещё в его подворотню с ней по дороге со школы заходили. А теперь у нас о ней вообще памяти не останется.

- Я слышала. Сегодня сносить будут. Надо навестить её на Волковском, цветы поставить. Послезавтра 10 лет будет.

- А знаешь… Давай пойдём туда, в её дом… Она же на втором этаже жила, наверное её квартира не сгорела.

Маша спрятала блокнот в сумку и ответила – Пошли.

Она шла вдоль грязного Обводного канала, сжимая в руках конспекты. Маше она не дозвонилась, Вики дома не было. Семёновы тоже ещё не вернулись. Ира осталась у подруги в Ржевке, как с ней связаться она не знала. Ничего, перезвонит Маше ещё раз, когда вернётся домой. Главное - не потерять чужие конспекты и не забыть купить домой хлеба, булочная на углу Краевича должна быть открыта, а тётя Тома ей обещала отложить буханку. Она прошла мимо пешеходного перехода, не заметив его. Настя опомнилась только когда, подняв глаза, она заметила знакомое здание на углу, выложенное красным и коричневым кирпичом. По второму этажу приветливо светилась вывеска «Булочная». Значит, Леонова она тоже прошла. Она свернула на дорогу, смотря под ноги и пытаясь не оступиться на разбитом асфальте. Поздно опомнившись, девушка оглянулась. Две яркие фары. Удар в бедро. Падение. Конспекты, они же упадут в пыль… Маша… Телефон…Старый рубль... Медленный провал в темноту.

В квартиру с шумом ввалились братья Семёновы, принеся с собой запах гари – в их квартире бездомные сожгли кухню.

- Идёмте. Мы к Насте собрались, в восемнадцатый. Сегодня их сносить будут.

- Вик, её дом уже сносят. Мне Костя ещё на лестнице крикнул – Настю рушат.

- Хм. Ну, значит, мы поторопимся – ответила Маша и четверо вышли на ветхую лестницу.

Никому до них не было дела. Одинокие люди шли по улице Краевича, переходили огромную пробку, скрывались в Книжном переулке и ещё уцелевших домах. Все привыкли к тому, что старые дома товарищества «Пирамида», строившиеся для рабочих в начале века сносят во имя грандиозного бизнес-центра. Дом №18 по улице Леонова уже лишился дворового флигеля, но к лицевому, наполовину сгоревшему вчера, экскаватор ещё не приступил. Четверо друзей, воровато оглядываясь по сторонам, пробрались в здание.

Лестница была залита водой, а сверху тянуло гарью. Но пожар действительно не пошёл дальше третьего этажа, а гнилая деревянная дверь в квартиру 7 была незаперта. В квартире царил разгром: оставшиеся вещи валялись где попало, посреди коридора лежала выломанная дверь, всё, буквально всё залили водой при тушении пожара. В узкой Настиной комнате лежала разбитая швейная машинка её бабушки, переехавшей вместе с детьми в Колпино, рамка от фотографии, а за отсталыми обоями лежал пожелтевший листок, покрывшийся плесенью. Костя осторожно прошёл по разбитым половицам и вынул его из щели. Все четверо собрались у подоконника.

Следом за запиской выпал ещё один заплесневелый лист со стихами.

Копоть

Сети каналов, ветер осенний

Стены в граните, двери гнилые

Город, далёкий от берега Рейна –

Его подъезды Нева затопила

Ржавые ванны, кофе в стаканах

Старые кухни сгорают в рассветах

Рваная лужа под левым краном

Дурно поставленная оперетта

Где на Канаве царю отомстили –

Время другое, новые страхи

Шалая речка пороги размыла

Пятого демона в чёрной рубахе.

- Жаль, что Иры с нами нет, надо ей в Москву позвонить будет, - задумчиво сказала Вика, безразличным взглядом смотря в окно. В это время Маша и Костя доламывали швейную машинку. Ящичка для ниток давно не было, но тонкая фанерная пластинка с лёгкостью отошла. В руку девушки выпал свёрток.

- Я помню… Мы его нашли когда по старой даче лазили там… Ну, вы помните, мы ещё в той даче на чердаке чай пили, пока она пустая стояла – говорила она, рассматривая потемневшую монету

- Маш, покажи… Это же тот рубль о котором вы тогда говорили… Настя ещё так им гордилась, - сказал Антон, заглянув через плечо девушки.

Неугомонная Маша разыскала в их дачном посёлке заброшенную деревянную дачу. Более того, она даже попросила у Иры самовар, и Антон затащил его на просторный чердак. Теперь они собирались там, Маша где-то разыскала керосиновую лампу, чтобы освещать чердак по вечерам. Настя получила чин «ЗавБулкоСнаб», каждый вечер она приносила вкусные домашние булочки с изюмом и корицей. Однажды Семёновы даже приволокли небольшой бочонок абрикосового варенья («Только т-с-с!!! Унесли из погреба под свою ответственность!»). Маша не успокоилась, и, однажды, проснувшись утром на чердаке, где накануне решила заночевать вместе с Настей, разбудила подругу и потащила её вниз, в дом. Старинная лестница не приняла такого беспардонного отношения самозваных хозяек и хрустнула треснувшими перилами… Потом провалилась одна ступенька… Потом другая. Выдёргивая поцарапанную ногу из очередной западни, Настя заметила что-то слабо поблёскивающее в проломе. При дальнейшем рассмотрении у слухового окна на чердаке, Ира атрибутировала Петровский рубль. Через три дня весь дачный посёлок мигрировал в Петербург, а о рубле больше и не вспоминали.

Внезапно дом содрогнулся, а потолок с отставшей штукатуркой пробил кирпич, едва не убив Вику.

-Уходим!!! Сейчас нас вместе с домом снесут!! – запаниковала чудом спасённая.

Последним из комнаты вышел Костя, чиркнув на стене маркером «Спи спокойно, Настенька. Мы тебя помним»

Через четыре часа от дома осталась груда развалин. Друзья вернулись в дом №5 на Краевича и молча сидели на перилах, глядя на то, что когда-то окружало их тихий двор.

- Скоро и нашего дома не будет… А когда-нибудь и нас не станет. Настя ушла первой – задумчиво проговорил Антон.

- А моего дома уже нет. И Иркин семнадцатый номер тоже снесли – ответила Вика.

- Знаете, ребята… А давайте на Волковское поедем сейчас. Ещё не поздно, всё-таки, тем более летом ночь приходит не так рано.

- Поехали, Маша. Действительно, сейчас это лучшее, что мы можем сделать.

Серое петербургское утро 1999 года. Дождь. Слякоть Волковского кладбища. Родственники, друзья, соседи. Продавщица из булочной, всегда радовавшаяся своей самой весёлой покупательнице. Жухлая трава, на которой лежат две лопаты. Скромный коричневый гроб, который навсегда унесёт её в темноту. Небольшой памятник из мраморной крошки – «Анастасия Николаевна Садовникова. 1984-1999». Костя стоял в стороне и вспоминал её стихи. Она часто делилась с ним своими мыслями, советовалась, когда не могла найти рифму. Но сейчас в голову шла чья-то чужая эпитафия: Вы меня не зовите, я к вам не приду. Вы ко мне не спешите, я вас подожду. Рядом на пне сидела Маша, уронив голову на колени. Она не могла поверить в смерть Насти, не хотела верить в то, что души их компании больше нет, что по вечерам она больше не будет идти через пустынный двор к светящимся окнам на втором этаже, где кипит самовар, а на подоконнике стоит банка сливового варенья. Над головой Маши кто-то шепнул «Спи спокойно, Настенька» и ушёл. Она не обернулась вслед Косте, прощаясь с частичкой себя.

Четверо шли к тихому уголку Волковского, к скромной могиле. Вика успела по дороге купить четыре чёрных тюльпана. Они стояли у ограды, стояли молча, вспоминая далёкие девяностые. Им было о чём молчать вместе. Их вечера, их маленькое кафе в доме 11, старую дачу, котов, живших в 19 номере и толстого белого кота Вареника, умершего в прошлом году от старости, её любимое сливовое варенье и булочки с корицей… Мелочи из которых, отряхнувшись и подняв конспекты, воскресала их подруга. Глаза Маши снова остановились на гранитной плите неподалёку. Вы ко мне не спешите… «Нас ждут. Нас всегда ждут там, но никто не хочет отпускать нас туда» - тихо сказала она. Никто не услышал её слов. Четверо всё так же стояли, а в их память закрадывался тот страшный вечер, когда в четырёх квартирах зазвонили телефоны, а женский голос, превозмогая ком в горле, сказал: «Насти больше нет. Сегодня её сбила машина».