«В 1907 году во внутреннем дворе Таврического дворца по проекту архитектора А. И. фон Гогена был построен Министерский павильон. Павильон представляет собой небольшое здание, соединенное крытой, застеклённой галереей со зданием дворца, его внешнее убранство соответствует общему стилю Таврического дворца. К сожалению, изначальные интерьеры павильона не сохранились до наших дней. Министры прибывали в павильон через отдельный подъезд со стороны Таврической улицы и находились в нём до начала заседания, затем через крытую галерею они проходили в Зал заседаний Государственной думы на предназначенные для них места». ({1} – см. список ссылок в конце публикации) «Создание отдельного помещения для министров было своеобразной мерой против лоббирования. Депутатам и выступавшим в Думе министрам было запрещено встречаться друг с другом. Для того чтобы у министров была возможность войти в зал заседания минуя депутатский корпус, Министерский павильон был отличным решением». {2} Сам А. фон Гоген поместил в журнале «Зодчий» краткую заметку о своём проекте: «Летом прошлого [1906 – s.] года мне предложено было техническим комитетом при Кабинете Его Императорского Величества выполнить проект пристройки к Таврическому Дворцу, назначаемой для помещений министров. В основание дан был составленный ранее проект пристройки, непосредственно соединённой каменной частью со зданием дворца. Желая оставить неприкосновенным старый дворец, я отрешился от каменных пристроек, проектировал совершенно отдельный павильон, соединив его с залом дворца лишь лёгкою, трельяжного характера, галереею, которая при необходимости могла бы быть убрана без всякой порчи старого исторического здания. План помещений павильона весьма мало изменён против первоначального проекта, фасаду же придан совершенно простой характер для соответствия его, насколько возможно, с монументальным стилем садового фасада старого дворца». {3} В первые дни Февральской революции 1917 года павильон стал местом предварительного заключения для царских министров, сановников, генералов и прочих «слуг старого режима». (см., напр., {4}) 5(18) января 1918 года здесь состоялось заседание Совнаркома во главе с Лениным, где была решена судьба Учредительного собрания. {5} Сведений об использовании павильона в советский период найти не удалось. В 2013 году, на сайте Межпарламентской ассамблеи (МПА) сообщалось: «теперь там кабинет председателя Совета МПА и небольшой зал для переговоров».{6} Павильон соединён с дворцом узкой застеклённой галереей. Первоначально несущими элементами галереи были бетонные столбы и металлические рамы, на которых крепились металлические конструкции с остеклением. Предположительно при восстановлении Таврического дворца после войны галерея стала деревянной. В 2009-2010 гг. был проведён капитальный ремонт деревянных конструкций, а в 2016 г. они были демонтированы, и ООО «M.G. Private Reconstruction» приступило к воссозданию галереи в первоначальном виде – из бетона и металла. {7}
4. Глобачев К.И. «Правда о русской революции : воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения». Москва, РОССПЭН, 2009, часть II, гл. 1. (цит. по сайту, дата обр. 31.07.2019)
5. Ф. Раскольников, На боевых постах, Воениздат, М., 1964, стр. 252—255 (цит. по сайту, дата обр. 31.07.2019)
Из воспоминаний бывшего начальника Петроградского охранного отделения К. И. Глобачёва:
«Министерский павильон состоял из залы заседания, двух просторных кабинетов, людской и уборной. Он соединялся одним выходом с кулуарами Государственной думы, а другой ход вёл в сад, окружавший павильон. Арестованные помещались в зале и кабинетах, а людскую занимал караул. Посреди длинного не особенно большого зала находился во всю длину комнаты стол, покрытый сукном, вокруг которого сидели арестованные, от двадцати до двадцати пяти человек, а кругом них стояло 10 вооружённых винтовками солдат. В каждом из кабинетов размещалось меньшее число арестованных, также с приставленными часовыми. Весь Министерский павильон был снаружи, в саду, окружён постами часовых, которые при малейшей попытке не только бегства, а даже появления арестованного у окна должны были стрелять. <…>
После предварительного личного обыска, произведённого унтер-офицером Кругловым, я был помещён в зал и занял место за столом наравне с прочими арестованными. Здесь я увидел все знакомых: председателей Совета министров князя Голицына, Трепова, статс-секретаря по делам Финляндии генерала Маркова, генерала Ренненкампфа, градоначальника генерала Балка, помощника его генерала Вендорфа, полицмейстера генерала Григорьева, обер-прокурора Св. Синода князя Жевахова, сенатора Чаплинского, министра финансов Барка, жандармских генералов Фурса, Казакова, полковника Плетнёва, директора Морского корпуса адмирала Карцева, генерал-адъютанта Безобразова, генерала Макаренко и других. <…> В общем, население этой цитадели русской революции, как её назвал комендант Таврического дворца, достигало человек 60. Женщин было только две: бывшая фрейлина А. А. Вырубова и бывшая издательница газеты «Земщина» Полубояринова; <…> женщины помещались в маленькой комнате около помещения караула.
В отношении арестованных первоначально были приняты весьма суровые меры: например, в течение первых трёх дней было совершенно запрещено разговаривать между собой; можно было только отвечать на вопросы чинов караула или должностных лиц. Все должны были часами сидеть молча; только с особого разрешения все одновременно вставали и начиналась прогулка вокруг стола, в затылок друг за дружкой. Спать разрешалось на тех же креслах, на которых сидели, то есть сидя; некоторые более счастливые пользовались для сна коротенькими диванчиками, которых было не более шести по стенам зала. В уборную разрешалось отправляться только с выводными. Свидания с родственниками и знакомыми происходили в коридоре, соединяющем павильон с кулуарами, в присутствии караульного унтер-офицера или разводящего. Кормили довольно сносно - два раза в день, и кроме того выдавался кипяток для чая. Самое тяжёлое было - это запрещение разговаривать и невозможность раздеться на ночь». ({4} - см. ссылки в публ.)
«После фракционного совещания меня и других членов правительства приглашают в Министерский павильон на заседание Совнаркома. Я состоял тогда заместителем народного комиссара по морским делам («Замком по морде» сокращённо прозвали мою должность испытанные остряки).
Заседание Совнаркома началось, как всегда, под председательством Ленина <…>. На повестке стоял только один вопрос: что делать с Учредительным собранием после ухода из него нашей фракции?
Владимир Ильич предложил не разгонять собрание, дать ему ночью выболтаться до конца и с утра уже никого не пускать в Таврический дворец. Предложение Ленина принимается Совнаркомом». ([5])
«А за кулисами в это время происходило подлинное смертоубийство. О нём поведали «герои» того дня Бонч-Бруевич и Штейнберг в своих воспоминаниях. В министерском павильоне царского времени, где расположились члены Совнаркома, Ленин повесил на вешалку пальто, оставив в кармане револьвер. Вскоре он обнаружил его исчезновение и заявил о том старшему по охране народных комиссаров, состоявшей из матросов. Произведённое на месте дознание установило, что револьвер вытащил и присвоил один из матросов. Его тут же вывели в Таврический сад и расстреляли».
(М. В. Вишняк, "Дань прошлому", Нью-Йорк, изд-во им. Чехова. 1953, цит. по сайту)
Фото N 4 - это фрагмент, вырезанный из большой панорамы "с птичьего полета", опубликованной в Викимедии (там есть версия с большим разрешением, позволяющая вырезать этот самый 1%). [10] - ссылка на исходное изображение, послужившее источником.
Из воспоминаний бывшего начальника Петроградского охранного отделения К. И. Глобачёва:
«Министерский павильон состоял из залы заседания, двух просторных кабинетов, людской и уборной. Он соединялся одним выходом с кулуарами Государственной думы, а другой ход вёл в сад, окружавший павильон. Арестованные помещались в зале и кабинетах, а людскую занимал караул. Посреди длинного не особенно большого зала находился во всю длину комнаты стол, покрытый сукном, вокруг которого сидели арестованные, от двадцати до двадцати пяти человек, а кругом них стояло 10 вооружённых винтовками солдат. В каждом из кабинетов размещалось меньшее число арестованных, также с приставленными часовыми. Весь Министерский павильон был снаружи, в саду, окружён постами часовых, которые при малейшей попытке не только бегства, а даже появления арестованного у окна должны были стрелять. <…>
После предварительного личного обыска, произведённого унтер-офицером Кругловым, я был помещён в зал и занял место за столом наравне с прочими арестованными. Здесь я увидел все знакомых: председателей Совета министров князя Голицына, Трепова, статс-секретаря по делам Финляндии генерала Маркова, генерала Ренненкампфа, градоначальника генерала Балка, помощника его генерала Вендорфа, полицмейстера генерала Григорьева, обер-прокурора Св. Синода князя Жевахова, сенатора Чаплинского, министра финансов Барка, жандармских генералов Фурса, Казакова, полковника Плетнёва, директора Морского корпуса адмирала Карцева, генерал-адъютанта Безобразова, генерала Макаренко и других. <…> В общем, население этой цитадели русской революции, как её назвал комендант Таврического дворца, достигало человек 60. Женщин было только две: бывшая фрейлина А. А. Вырубова и бывшая издательница газеты «Земщина» Полубояринова; <…> женщины помещались в маленькой комнате около помещения караула.
В отношении арестованных первоначально были приняты весьма суровые меры: например, в течение первых трёх дней было совершенно запрещено разговаривать между собой; можно было только отвечать на вопросы чинов караула или должностных лиц. Все должны были часами сидеть молча; только с особого разрешения все одновременно вставали и начиналась прогулка вокруг стола, в затылок друг за дружкой. Спать разрешалось на тех же креслах, на которых сидели, то есть сидя; некоторые более счастливые пользовались для сна коротенькими диванчиками, которых было не более шести по стенам зала. В уборную разрешалось отправляться только с выводными. Свидания с родственниками и знакомыми происходили в коридоре, соединяющем павильон с кулуарами, в присутствии караульного унтер-офицера или разводящего. Кормили довольно сносно - два раза в день, и кроме того выдавался кипяток для чая. Самое тяжёлое было - это запрещение разговаривать и невозможность раздеться на ночь». ({4} - см. ссылки в публ.)