Особняк Ц. А. Кавоса

Фото - Mary, 08.2017.

Собственный особняк Кавоса Цезаря Альбертовича                     эклектика                                              

1864-1867 - арх. Кавос Цезарь Альбертович

1875         - арх. Самсонов Петр сергеевич - перестройка

1883         - Бруни А. - каменный дворовый флигель           (Список...)

- надстроен

Дом был надстроен. В 1937 г. на один этаж было меньше.  (vladimir-2013)

Особняк Цезаря Альбертовича Кавоса (1824-1883), внука дирижера и композитора Катарино Кавоса, построен по его собственному проекту. После смерти отца А. К. Кавоса Ц. А. занял его должности архитектора Императорских театров, Почтового ведомства и учебных заведений.

Семья Кавоса занимала первый этаж, во втором жил А. А. Сабуров (министр народного просвещения)  с семьей.

В 1875 г. особняк перестраивал арх. П. С. Самсонов.

В 1883 г. А. Бруни возвел каменный дворовый флигель.

После смерти Ц. А. Кавоса особняк некоторое время принадлежал его сыну Евгению. В 1890-х гг. дом купила баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гилленбанд (Гильдебрандт) (урожд. Лутковская), председательница и попечительница общины сестер милосердия Красного Креста им. генерала М. П. фон Кауфмана.

(по материалам [38], добавил Mary)

В этом доме жили:

1897 - 1909  врач хирург Н. А. Вельяминов  (ВПб на 1898. O. III. C. 95, на 1899. С. 95, на 1900. С. 102, на 1901. С. 98, на 1902. С. 108,

на 1903. С. 114, на 1904. С.111, на 1905. С. 111, на 1906. С.114, на 1907. С. 121, на 1908. С. 129, на 1909. С. 133)

1860-е - 1880-е  архитектор Ц. А Кавос   (Г.Д.Гоппе, К.Г.Корнфельд Всеобщая адресная книга С-Петербурга С-Пб 1867-1868 O. III. C. 210;

 Список членов С-Петербургского  об-ва архитекторов к 01. 01. 1978,  журн. "Зодчий" N  6. от 05. 02. 1878;

А. Г. Шкляревич Строительный адрес-календарь на 1880 г. С-Пб  1880  С.1-42;  

А. Г. Шкларевич Строительный адрес-календарь на 1881 г.  С-Пб  1881. С. 1-48)

                        Цезарь Альбертович Кавос  (19. 11. 1824. г. С-Петербург  -  26. 07. 1883.  Петергоф С-Петерб. губ.),

                        кладбище Волковское лютеранское; АХ (1845), академик архитектуры 1857.

1907 - 1911  архитектор Н. К. Прянишников  (ВПб на 1908. O. III. C. 620, на 1909. С. 647, на 1910. С. 695, на 1911. С. 731)

1908 - 1910  гражданский инженер П. П. Сватковский  (ВПб на 1909. O. III. C. 701, на 1910. С. 754)                        (добавил Val 39)

А. Н. Бенуа. "Мои воспоминания":

Дом дяди Сезара представлялся мне чуть ли не самым изящным во всем Петербурге. Стоял же он на Кирочной, насупротив того места, где начинается Надеждинская.
Самый дом был полуособняком в два этажа над высоким подвалом, но можно было с натяжкой за третий счесть мансарды (в Петербурге явление в те времена чуть ли не единственное). Как раз слуховые окна (люкарны барочного стиля) этого мансардного этажа придавали дому дяди заграничный, парижский характер. Сам дядя с семейством занимал весь первый этаж (по русскому счету), а во втором, в комнатах очень высоких, с закругленными окнами жили Сабуровы - Андрей Александрович, бывший одно время министром народного просвещения, и любезнейшая супруга его, которую почему-то весь Петербург называл «тетей Лелей». Их две дочери, Мария и Александра, девочки лет восьми-девяти, бывали иногда приглашаемы вниз, к Кавосам, и принимали участие в наших играх. Позже в этой бывшей сабуровской квартире жила в течение многих лет другая знаменитая петербургская дама - баронесса Варвара И. Икскуль. В последний раз я побывал в доме дяди Сезара (к тому времени уже переставшем принадлежать его наследникам) весной 1918 г., когда все еще прелестная, несмотря на восемьдесят лет, баронесса, собравшись покинуть навсегда Петербург, позвала меня, чтобы помочь ей выбрать то, что стоило бы взять с собой в эмиграцию.
И в последний раз я тогда вошел в монументальный подъезд, поднялся по занимавшей всю ширину вестибюля лестнице и, минуя знакомые с детских лет стеклянные двери бывшей квартиры дяди, поднялся в верхний этаж, держась за перила кованого железа. Этот визит потому мне так и запомнился, что во время него с удивительной отчетливостью встало передо мной все то, что в этом же доме мне когда-то импонировало и так мне нравилось.

Особенно мне импонировала именно эта лестница. Она была поистине парадной и неизменно производила на меня впечатление какой-то своей торжественностью. Уже одно то, что на ней чудесно пахло (дядя Сезар был большим любителем душистых цветов  и «благовонных» курений), придавало ей в моем представлении особенно «знатный» характер.  ... Здесь же, у дяди Сезара, прямо с мороза я вступал в тропическую атмосферу, а ноги топтали густой алый ворс. По уступам с обеих сторон «марша» стояли горшки и вазы с пальмами, лаврами и другими вечнозелеными растениями...
Однако было время, когда лестница дяди Сезара таила для меня и известную жуть. Дело в том, что насупротив швейцарской в полуподвальном помещении доживал свой век несчастный полоумный брат моей матери и дяди Сезара - Станислав Альбертович Кавос, известный в семье под прозвищем «дяденьки Фа». ...

Кабинет дяди, коим замыкалось правое крыло квартиры, выходил своими окнами - так же, как и предшествовавшая ему приемная— на улицу. Это была глубокая, просторная, но по своей длине недостаточно высокая комната, что придавало ей характер несколько  мрачный, давящий. По темно-зеленым стенам висели очень тесно картины, считавшиеся оригиналами Типторетто и Веронезе, а также и эффектная «перспектива» XVIII в. На столах, по полкам и па консолях выстроилась коллекция старинных бронз и других редкостей. Но главное свое украшение кабинет дяди получал от большого фламандского шкапа начала XVII в. (если я не ошибаюсь, замок, чудо слесарного искусства, был помечен 1610 годом). Этот шкап представлял собой целый архитектурный фасад с массивными колоннами и резными статуями. Он был сделан ил разноцветного прекрасно подобранного дерева и роскошно убран по карнизам, ящикам и всюду, где только можно было, изящными иитар-сиями. В моих глазах это был не просто шкап, а царь всех шкапов. Как ни обидно было в этом признаться, наша обстановка ничего подобного не содержала. Я не пропускал случая, чтобы потрогать и погладить эти полированные, столь аппетитно круглившиеся колонны, полюбоваться тонкой резьбой капителей и тех мифологических персонажей, что стояли в нишах.

Вместе со шкапом и с самым банальным начальным креслом, на котором я любил качаться до одурения, в строгом кабинете дяденьки приманкой служили для меня английские старинные часы, заключенные в деревянный ящик, стоявшие на письменном столе против того места, где дядя обыкновенно работал. Этой замечательной диковине я мог (все из того же чувства «фамильной зависти») противопоставить из наших вещей единственно только мамочкин будильник, когда-то привезенный ей в подарок с лондонской Всемирной выставки. II действительно, будильник был вещицей затейливой - весь его сложный механизм можно было изучать через стеклянные стенки. Но нельзя не сознаться, что часы в кабинете дяди Сезара были все же куда более удивительные. Они могли играть разные старинные пьесы, да и кроме того каждые четверть часа раздавались отрывки чарующих переливов, а каждый час эти переливы складывались в подобие какой-то курьезной песенки, тем более пикантной, что в нее вплеталось несколько фальшивых ноток. Меня эта музыч-ка и пленяла и чуточку мучила. Казалось, что из волшебной коробки доносится голос завороженного существа иного времени.

...всем домом заведовала Наталья Любимовна Гальнбек - она-то и есть помянутая «Талябина», занимавшая в доме положение среднее между гувернанткой и ключницей. Когда же подросла старшая сестра Соня, то и ей было поручено следить за порядком и заменять сестрам мать.
Тети Сони (рожденной Мижуевой) я в живых не застал, но отлично знал, как выглядела эта «мама Сони, Жени, Маши и Инны», так как ее овальный портрет, рисованный в 60-х годах искусным итальянским художником Беллоли, висел в маленькой гостиной, находившейся между залом и столовой, а вокруг этого портрета висели в таких же овальных рамках портреты ее детей... 
Кстати об этом салончике. Весь светлый, со стенами, покрытыми грациозными орнаментами, раскрашенными в бледно-розовые и фисташковые тона, с мебелью изогнутых форм, с фарфоровыми фигурками на зеркальном шкафчике, с большой жардиньеркой ароматичных цветов у окна, он производил впечатление чего-то лакомого - комната эта напоминала мне любимые сладкие пирожные от Берена. Я любил забираться сюда и либо разглядывать книжки с картинками, либо складывать специально для меня припасавшуюся коробку детского театрика с декорациями и с вырезанными из бумаги действующими лицами. ..
Из окна того же салончика и из окон соседнего зала я мог следить за тем, как в зимнее время возилась молодежь на «чистом», обсаженном елками дворе дяди Сезара. Весь двор в морозные месяцы превращался в каток, а по одной из его сторон строилась из дерева высокая гора, прилегавшая к самому дому. Во время многолюдных сборищ столовая дяди Сезара превращалась в раздевальню; надлежало переменить до и после беганья на коньках обувь, надеть специальные шубки и шапки.                     (добавил AVK)

1934, 1935:  457-й детский очаг Смольнинского района - Кирочная, 18  (Весь Ленинград - 1934. С. 300), (Весь Ленинград - 1935. С.355)

1937  нет

1939:  Детский сад Дзержинского района № 36    - Кирочная, 18  (Ленинград - 1939. С.  264)

1965:  Мастерская скульптора Г. В. Беляева - ул. Салтыкова-Щедрина, 18   ([108]. C. 124)

В 2001 г. включён КГИОПом в "Список вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность" (1733)